Арион читать. "арион". «Арион» Александр Пушкин

Быть подпольным поэтом Пушкину куда более пристало, нежели быть столпом официоза. Константин Сомов. Портрет А.С. Пушкина. 1899. Государственный музей А.С. Пушкина

Нас было много на челне;

Иные парус напрягали,

Другие дружно упирали

Вглубь мощны весла. В тишине

На руль склонясь, наш кормщик умный

В молчанье правил грузный челн;

А я - беспечной веры полн –

Пловцам я пел… Вдруг лоно волн

Измял с налету вихорь шумный…

Погиб и кормщик, и пловец! –

Лишь я, таинственный певец,

На берег выброшен грозою,

Я гимны прежние пою

И ризу влажную мою

Сушу на солнце под скалою.

Стихотворение Пушкина А.С. с названием «Арион» – 1826 год.

Не знаю, как обстоят дела с этим сейчас, но во времена, когда я был школьником (в 1970-е годы), нас это стихотворение заставляли заучивать наизусть и рассказывать перед классом: каждый по очереди ученик выходил к доске и рассказывал.

Смысл его разъяснялся так: это аллегория: «мы на челне» – декабристы; «налетевшая буря» – николаевская реакция; «гимны прежние пою» – остаюсь верен идеалам декабризма.

2. На самом деле история об Арионе в оригинале значительно несколько иная, чем то, что сообщено Пушкиным А.

Вот, например, что сообщает об этом Геродот (для удобства чтения я разбил его текст на абзацы):

«23. (…) Арион из Мефимны был вынесен на дельфине из моря у Тенара. Это был несравненный кифаред своего времени, и, насколько я знаю, он первым стал сочинять дифирамб, дал ему имя и обучил хор для постановки в Коринфе.

24. Этот-то Арион большую часть времени своей жизни провел у Периандра и затем решил отплыть в Италию и Сикелию. Там он нажил великое богатство, потом пожелал возвратиться назад, в Коринф.

Он отправился в путь из Тарента и, так как никому не доверял больше коринфян, нанял корабль у коринфских мореходов. А корабельщики задумали [злое дело]: в открытом море выбросить Ариона в море и завладеть его сокровищами.

Арион же, догадавшись об их умысле, стал умолять сохранить ему жизнь, предлагая отдать все свои сокровища. Однако ему не удалось смягчить корабельщиков. Они велели Ариону либо самому лишить себя жизни, чтобы быть погребенным в земле, либо сейчас же броситься в море.

В таком отчаянном положении Арион все же упросил корабельщиков (раз уж таково их решение) по крайней мере позволить ему спеть в полном наряде певца, став на скамью гребцов. Он обещал, что, пропев свою песнь, сам лишит себя жизни. Тогда корабельщики перешли с кормы на середину корабля, радуясь, что им предстоит услышать лучшего певца на свете. Арион же, облачась в полный наряд певца, взял кифару и, стоя на корме, исполнил торжественную песнь. Окончив песнь, он, как был во всем наряде, ринулся в море.

Между тем корабельщики отплыли в Коринф, Ариона же, как рассказывают, подхватил на спину дельфин и вынес к Тенару. Арион вышел на берег и в своем наряде певца отправился в Коринф. По прибытии туда он рассказал все, что с ним случилось. Периандр же не поверил рассказу и велел заключить Ариона под стражу и никуда не выпускать, а за корабельщиками внимательно следить.

Когда же те прибыли в Коринф, Периандр призвал их к себе и спросил, что им известно об Арионе. Корабельщики отвечали, что Арион живет и здравствует где-то в Италии и они-де оставили его в Таренте в полном благополучии.

Тогда внезапно появился Арион в том самом одеянии, в каком он бросился в море. Пораженные корабельщики не могли уже отрицать своей вины, так как были уличены.

Так рассказывают коринфяне и лесбосцы. А на Тенаре есть небольшая медная статуя – жертвенный дар Ариона, – изображающая человека на дельфине».

То есть либо, если продолжать толковать стихотворение Пушкина аллегорически, выходит, что Пушкин имел в виду нечто прямо противоположное тому, что утверждали авторы учебников: декабристы, выходит, были для него разбойники, которым он, «таинственный певец», доверился было; они пытались его погубить; но Бог спас, и вот он по-прежнему песни поет, а тех ведут на справедливую казнь – вот как выходит!

Или же можно – впрочем, тоже к ужасу пушкиноведов – предположить, что Пушкин на самом деле просто довольно нетвердо знал эту историю, помнил только, что кто-то куда-то плыл, а потом утоп, вот и...

Так я полагаю.

3. Меж тем сам Арион, несмотря на столь удивительные случаи, имевшие с ним место, – вовсе не мифический персонаж, а совершенно реально существовавший человек.

Согласно Энциклопедии Брокгауза, особо велики заслуги Ариона в развитии жанра дифирамба, который есть «Особый вид древнегреческой лирики, развивавшийся в связи с вакхическим культом Диониса, или Вакха, названный одним из эпитетов этого божества и отражавший на себе черты бога вина, необузданного веселья и душевных страданий.

Согласно с характером культа, которому он принадлежал по преимуществу, Д., в цветущую пору своего развития представлял собою гармоническое сочетание поэзии, музыки, танцевальных движений, мимики; в самом тексте Д. соединялись элементы лирики, эпоса и драмы, ибо здесь была и повесть о приключениях героя, и лирические излияния по поводу рассказанных событий, и драматический диалог между исполнителями Д.

Торжественность тона, состоявшая в подборе изысканных слов и смелых оборотов, отвечала первоначальному назначению Д. – служит выражением праздничного настроения почитателей Диониса, легко переходившего в состояние исступления, неудержимого веселья или горя.

Благодаря многосторонности содержания и той легкости, с какою музыка Д., господствовавшая над текстом, приспособлялась к новым вкусам и понятиям, этот вид лирики, хорошо известный Цицерону и Горацию, замер только со смертью того культа, часть которого он составлял».

4. О роли же Ариона в развитии дифирамба тот же Брокгауз сообщает:

«Литературная история Д. начинается с опытов Ариона, уроженца обильного виноградниками Лесбоса, прибывшего в Коринф ко двору Периандра (628–585) из южной Италии, где память греч. Героев праздновалась с большою торжественностью.

С этого времени Д. составлялись поэтами с соблюдением характерных особенностей в стихотворной композиции, в подборе выражений и в музыкальном аккомпанементе и назначались для мимического исполнения так наз. Циклическими хорами в определенные праздники Диониса, вокруг жертвенника; дифирамбическим инструментом была флейта.

Д. хор состоял впоследствии из 50 человек.

Ариону принадлежало составление хоров из сатиров, ближайших спутников божества, называвшихся козлами (tragoi), откуда и термин trag-odiа – песня козлов, сатиров, а также распространение Д. на других героев и богов, хотя это последнее приписывалось и более позднему поэту, Ласу; наконец, к Ариону следует приурочивать начатки трагедии в том смысле, что в Д. лирические части стали правильно чередоваться с рассказом корифея хора (exarcwn) о приключениях героя.

Во всяком случае Д. принадлежит важная роль в истории трагедии театра: он не только разработал стихотворные формы, пригодные для античной драмы, но приготовил в большой мере и сценическую обстановку ее».

5. Также лучше всего бы тут привести какой-другой дифирамб самого Ариона – нету у меня.

Ни в Сети я не сумел отыскать, ни во взятой в библиотеке «Антологии античной литературы» – не наличествует.

6. А вот «Словарь Античности» объясняет, почему дифирамбов самого Ариона я не сумел найти. Очень просто и доходчиво объясняет:

«Из сочинений А. ничего не сохранилось».

7. Что до Пушкина и его стихотворения «Арион», по-моему, стихотворение – так себе. Обрывочек-набросочек, и не более того. Почему для изучения в школе из Пушкина выбирают вот такое, а не – – –, понять трудно.

Но это – хорошо.

Хорошо потому, что школа любую поэзию, пихая ее в ученики насильно, конечно <ближайший приличный синоним этого неологизма «искакашничает». – «НГ-EL»>, как только можно, и вот этим-то то, что из Пушкина беру такие вот набросочки, а не там «Странника» или что-нибудь еще такое – и хорошо: пускай <ближайший синоним «какашничают». – «НГ-EL»>.

Такого – не жалко!

8. Конечно, еще лучше было бы, если бы Пушкина вообще запретили – за порнографию, русофобию и т.д.

Быть подпольным поэтом, передаваемым из уст в уста, Пушкину – как и любому, впрочем, поэту – конечно, куда более пристало, нежели быть столпом официоза.

Ну да это, конечно, увы, –

Только дивная мечта!

Пушкина им, сукам, у нас почти совсем удалось экспроприировать, факт.

По мере сил в данном сочинении будем осуществлять реституцию.

Фото из Интернета

Баллада

ВСЕМ СОВКАМ ПОСВЯЩАЕТСЯ

«Нас было много на челне;
Иные парус напрягали,
Другие дружно упирали
В глубь мощны вёсла. В тишине
На руль склонясь наш кормчий умный
В молчанье правил грузный чёлн…»
(А. Пушкин)

Там были: зодчий и шахтёр,
И врач, и друг его – художник.

И пахарь вольный. И учитель -
Наставник мудрый.
И бесстрашный воин …

Те, что несут тепло и свет, и мир
В дома и души наши.

Для кого
Вершить свой долг бессрочный на земле
Отраднее и легче, чем дышать
В лесу живящим дождевым настоем
Июльских трав…

«Вдруг лоно волн
Измял с налёту вихорь шумный…
Погиб и кормщик, и пловец!»…

В час роковой все вихрем сметены -
И кормчий, и шахтёр,
И пахарь, и учитель.

И врач с художником, и воин -
Сразившись с бурей, он за други пал.

Их чёлн перевернулся.
И ЛЕта унесла его в пристанище теней,
Откуда нет возврата. Только тьма
Да безответные мольбы и стоны.

Однако князь кромешной этой тьмы,
Насквозь новоприбывших прорентгенив
Двуствольным оком аспидным своим,

Не наши! – прошипел и сплюнул ядом.

И повелел парнокопытной свите
Их препроводить до заветных райских врат,
Что та и сделала, визжа и чертыхаясь.

Отверзлись двери. Сказка стала явью -
Свет Невечерний и в алмазах небо.

И Древо Жизни, и река живая,
И яблоки невиданного вкуса,
И птицы райские, что вечно Бога славят.

Исполненный очей Телец им поклонился,
Лев златогривый протянул им лапу,
И помахал крылом Орёл небесный,
Чей взор незабываемый так светел.

И длился день, один блаженный день,
Ни смерти, ни стенаний, ни печали.

Вокруг красоты неземные да святых
Любовию сияющие лики.
Да ангелов сладкоголосых пенье -

Остановилось чудное мгновенье…

Не знают, сколько времени минуло -
Счастливые часов не наблюдают, как и дней.

Поскольку нет в раю часов, времён, столетий -
Лишь вечный праздник, именины сердца.

Всё так, но только…
Нет, не грусть, не скука -
Какое-то томленье…

Что за блажь? – спросил их шестикрылый Серафим,
Тот самый, с лёгкими как сон перстами, -
Нектару пригубите, яблок с Древа. Возрадуйтесь…

Томимся по Отцу…

Да Он же в сердце вашем.

Воистину, но мы... с Ним быть хотим повсюду.
Где Отче, там и мы…

Эка, куда хватили!
Да у Отца обителей не счесть, -
Ведь Он – Источник, Вечное Движенье
И Диво дивное без отдыха и края.

Всевышний жизнь творит, на то Он и Творец.
Работа - суть Его, страданье и блаженство -
Шедевры создавать из хаоса и мрака.

Сам космос для Отца - всего лишь материал,
То глина и холсты, да кисти – краски.

Миры не оживут, покуда не коснётся
Их вдохновенная Десница Божества.

Не для того ль Господь соорудил,
Бескрайнее пространство- мастерскую,
Где пряжу времени то ткёт, то разрывает,
Чтоб вечно чудеса из тьмы вершить?

Но вот проблема - надо всем Он властен, кроме воли,
Что даровал Своим любимым детям,
Рождённым по подобию Его.
Однако часто злым и непокорным.

Поэтому и жаждет
Любви ответной –
Только в ней спасенье
Для твари неразумной,
Пороками пленённой и убитой…

Воистину. А рай наш - Отчий Дом,
Блаженная обитель и награда
Всё претерпевших и избравших Свет.

Отец, конечно, с нами, дома.
Вечно, как обещал.
Однако…
Здесь и не здесь.

А где? – не нам гадать. Спасённым
Хвалу Творцу воздавши, надлежит,
Возрадоваться и возвеселиться.

Тут Серафим взлетел, блеснув в алмазной сфере
Шестью лучеподобными крылами, и скрылся.

А они…ещё сидели долго на поляне, ковру подобной,
Поросшей многоцветною травою.

И всё ж я не пойму…

Что непонятного? – шахтёру пахарь молвил, - Разве я
В том бытии земном не устремлялся в поле,
Хлеба спасать студёными ночами?
Не жёг костры, чтоб не погибли всходы?

А у тебя не обливалось сердце кровью,
Когда твою затапливали шахту
Владельцы нерадивые?

Иль не дежурил у одра болящих лекарь,
Которых только что у смерти вырвал?

Иль не радел за молодых и зрелых Учитель –
За тех, кого когда-то в жизнь направил?

И не спасался Капитан последним?

Не ждал, пока все пассажиры и команда
Не погрузятся в шлюпки, покидая
В пучине исчезающее судно?..

Никто не видел, как они ушли –
Здесь лишь на вход необходима виза…

Как были - налегке, лишь прихватив в дорогу
По паре яблок да походной фляжке воды живой –
На всякий случай.

Хоть знали, что бессмертны.

Врата закрылись.

Ветер ледяной
В лицо ударил колкой звёздной пылью.

В размытой тверди увязали ноги,
И в дыры чёрные проваливались вместе…

Но выбирались чудом, вызволяя
Друг друга.

Снова шли по Млечному, а может, по иному Пути.

Они Отца искали…

Вдали то ангелов с рогатыми сраженья,
Раскаты яростных громов небесных,

То сполохи космических пожарищ,
Миров великих гибель и рожденье…

А яблоки все съедены давно,
И выпита вода.

Что им за дело - ведь они бессмертны.
Блаженство их – всегда искать Отца,
Идти по следу
Его тропою,
Пусть не догоняя…

Но вот однажды…
Затрепетали. Что ещё за диво?
Какое-то сияние вдали.

Не жарко-белое, как у малышек-звёзд,
Не отражённое, как у планет остывших –
Неизречённое сиянье.

Неужели?

Приблизились.
Он на крыльце сидит.
В хитоне и в обличье человека.

Простая хижина...
Лица не разглядеть. Да и нельзя.

Живут там цветоводы –
Доверчивые чистые младенцы.
Выращивают розы голубые,
Прекраснее которых нет на свете.

Добрался змей до них и соблазнил
Плодами ядовитыми и зельем.

Цветы засохли, заросли поля,
Дома разрушились и повредились души
С телами и умами вкупе.

Правят там
Корысть и злоба.

Ну а живописцы
Малюют непотребства.

Вымирают
В безмолвии покорном цветоводы.
Только плачут.

Спасать их надо.
Ты, Шахтёр,
Тепло им дашь.

Ты, Зодчий, поможешь
Дома отстроить.

Пахарь - оживить поля и розы.

Врач – исцелить тела,
Учитель – ум и души.

Ты, Воин, научишь отражать набеги
Врагов коварных.
Ну а Кормчий...
Их парус проведёт меж айсбергов и рифов…

Всё поняли, идём!

Постойте.

Есть там холм.

На нём – кресты стоят для вашего распятья.
Свершится.

Но мужайтесь.
Со Мною будете.

Мой – третий слева...

«Погиб и кормчий, и пловец»...

Где ж ты, таинственный певец,
На берег брошенный грозою?"

Я гимны прежние пою
И ризу влажную мою
Сушу на солнце под скалою».

«Арион» Александр Пушкин

Нас было много на челне;
Иные парус напрягали,
Другие дружно упирали
В глубь мощны веслы. В тишине
На руль склонись, наш кормщик умный
В молчанье правил грузный челн;
А я — беспечной веры полн,-
Пловцам я пел… Вдруг лоно волн
Измял с налету вихорь шумный…
Погиб и кормщик и пловец! —
Лишь я, таинственный певец,
На берег выброшен грозою,
Я гимны прежние пою
И ризу влажную мою
Сушу на солнце под скалою.

Анализ стихотворения Пушкина «Арион»

Восстание декабристов в 1825 году заставило Александра Пушкина переосмыслить роль поэзии в общественной жизни. Автор пришел к выводу, что стихи способны стать довольно мощным оружием в руках поэта, если в них заложен определенный смысл. Благодаря этому осознанию в 1827 году им было написано стихотворение «Арион», посвященное декабристам и рассказывающее о событиях двухлетней давности.

Повествуя о восстании, Пушкин прибег к весьма распространенному в те времена приему аллегории . За основу своего поэтического повествования автор взял древнегреческий миф об Арионе – известно певце, который зарабатывал себе на жизнь, путешествуя и исполняя лирические баллады перед знатной публикой. Согласно легенде, после одного из публичных выступлений Ариону был преподнесен сундук с несметными сокровищами, с которыми певец решил отправиться на остров Коринф. Однако моряки, прознав о содержимом сундука, решили утопить Ариона в море и завладеть его богатствами. Когда поэт был выброшен за борт, его подобрал дельфин и, тем самым, спас жизнь Ариону, который после рассказал публике свою печальную и удивительную историю.

Отождествляя себя с древнегреческим певцом, Пушкин в стихотворении «Арион» несколько отклонился от мифического сюжета . По его версии, он был одним из членов команды судна, дружной и объединенной общей целью. «Нас было много на челне», — так начинается стихотворение, и первая его фраза является недвусмысленным намеком на то, что команда судна – тайное общество будущих декабристов, которые отправились в опасное путешествие по волнам жизни, готовя покушение на царя и смену общественного строя.

Ариону в этой команде была отведена роль поэта, который, «беспечной веры полон», пел пловцам свои удивительные песни. В этой фразе также угадывается очень тонкая аллегория, так как Пушкин был лично знаком со многими будущими декабристами, и его творчество вдохновило их на более решительные действия по свержению самодержавия. Рассказывая о том, как развивались последующие события, автор вновь отступает от мифологической канвы сюжета, отмечая, что «вдруг лоно волн измял с налету вихорь шумный». В результате шторма погибли «и кормщик, и пловец», а сам Арион был «на берег выброшен грозою», но не отчаялся тому, что с ним произошло. «Я гимны прежние пою. И рису влажную мою сушу на солнце под скалою», — такими строчками завершает поэт стихотворение «Арион».

Если проанализировать финал этого произведения, то параллель с событиями 1825 года вновь напрашивается сама собой. Действительно, Пушкин оказался одним из немногих друзей декабристов, которые по счастливой случайности были «выброшены на берег» и не участвовали в заговоре. Массовые аресты не коснулись поэта, хотя десятки представителей русской аристократии были казнены либо сосланы на каторгу в Сибирь. Существует несколько версий, которые объясняют произошедшее. Однако наиболее вероятным является допущение, что декабристы, ценя литературный дар Пушкина, не рискнули подвергать его опасности, поэтому скрыли от поэта дату предполагаемого восстания.

В итоге события 1825 года лишь косвенно коснулись поэта. Как близкий друг декабристов, он все же попал под подозрение и, выражаясь образным языком, был вынужден «сушить рису», т.е. доказывать свою непричастность к восстанию. Однако поэт не отказался от своих убеждений, о чем прямо заявил в стихотворении «Арион», Он стал лишь более осторожным и рассудительным, осознав, что как поэт может принести своему народу гораздо больше пользы, разбудив самосознание людей своими тонкими и не лишенными сарказма стихами.

Пособие для начинающих критиканов.

А что было бы, если бы А.С. Пушкин ненароком осмелился опубликоваться на СтихиРе.
Ох и не завидую я ему…

Нас было много на челне;
Иные парус напрягали,
Другие дружно упирали
В глубь мощны веслы. В тишине
На руль склонясь, наш кормщик умный
В молчанье правил грузный челн;
А я - беспечной веры полн, -
Пловцам я пел... Вдруг лоно волн
Измял с налету вихорь шумный...
Погиб и кормщик и пловец! -
Лишь я, таинственный певец,
На берег выброшен грозою,
Я гимны прежние пою
И ризу влажную мою
Сушу на солнце под скалою.(с))

Анализ стихотворения "Челн".

Что значит напрягали парус? Как я ни напрягаюсь, не могу себе представить процесс напряжения паруса. Они растягивали полотнище что ли? Зачем?
Кто такие иные? Те, которые не другие? Или первые эти?
Как можно упирать вглубь весла? Ведь там же вода! Она же льется!
Почему кормщик склонился на руль? Засыпает? Почему его не сменяет вахтенный? Это что, пропаганда дедовщины?!
Руль? На морском транспортном средстве нет руля. Есть штурвал. Ну еще бывает румпель. Автор явно не в теме.
Там, кроме гребцов, были еще и пловцы? Так кому же он все-таки пел – пловцам или гребцам?
Лоно волн... да уж... эротикой попахивает! Ну, никак не могу себе представить лоно у волны...
И это лоно измял вихрь? Это как это вообще?!
Кормщик и один пловец погибли. А как же остальные пловцы? А что сталось с гребцами?
Певца выбросило грозой... Наверное, автор путает понятия бури и грозы.
Произошла катастрофа, погибли люди, а он продолжает, как ни в чем ни бывало, петь прежние гимны. Не гуманно как то...
И наконец, как там можно сушить под скалой влажную ризу?! Ведь там же тень от скалы!

Ритм и рифма в целом соблюдаются, но присутствует неприятный сбой ритма в четвертой строке.

Тема произведения раскрыта не полностью. Не понятно зачем, куда, с какой целью они плавали на челне. Если это были рыбаки, то автор не отразил наличие у них лицензии на ловлю рыбы. Если же это были браконьеры (а намек на это есть - "грузный челн", то есть до верху нагруженный рыбой), то попытка автора поэтизировать незаконный лов рыбы совершенно не понятна и не может быть принята благопристойным читателем. Возможно, это была туристическая прогулка. Но тогда встает вопрос о безопасности туристов. Не был учтен прогноз погоды, хромала дисциплина (гребцы плавали), кормщик вообще спал...
И наконец, это устаревшее, совершенно не информативное слово "челн"! Непонятно на каком морском транспортном средстве все это происходило. Если бы автор заменил слово челн на, например, бриг (барк, шлюп и т.д.), то все бы прояснилось. Стало бы ясно, какова была численность экипажа, вооруженность парусами, количество весел, гребцов и т.д. Но, к сожалению для читателей, автор этого не сделал.
Автору следовало бы еще поработать над своим произведением.
Но, в целом, написано не плохо.
20.03.2012г.

Нас было много на челне;
Иные парус напрягали,
Другие дружно упирали
В глубь мощны весла. В тишине
На руль склонясь, наш кормщик умный
В молчанье правил грузный челн;
А я - беспечной веры полн, -
Пловцам я пел... Вдруг лоно волн
Измял с налету вихорь шумный...
Погиб и кормщик и пловец! -
Лишь я, таинственный певец,
На берег выброшен грозою,
Я гимны прежние пою
И ризу влажную мою
Сушу на солнце под скалою.

Стихотворение Пушкина А. С. с названием "Арион" - 1826 год.

Не знаю, как обстоят дела с этим сейчас, но во времена, когда я был
школьником (в 1980-е годы), нас это стихотворение заставляли заучивать
наизусть и рассказывать перед классом - каждый по очереди ученик выходил
к доске и рассказывал. Пришел черед и Женьки Корепанова – рыжего
конопатого парнишки. И все бы ничего, но перед уроком литературы кто-то
принес в класс распечатанный на обычной бумаге эротический рассказ, ну
там где барин в бане. ... Во время урока пока, шел опрос, весь класс успел
познакомиться с этим нетленным произведением. Познакомился с ним и
Женька... Надо сказать, что стихи он рассказывал вообще не очень хорошо...
Итак с помощью учителя литературы Надежды Григорьевны он начал свой
неуверенный рассказ:

В глубь мощны весла. В тишине
- На руль склонясь, наш кормщик умный

– пауза.. – "Что кормщик делал? "- спрашивает строгим голосом Надежда
Григорьевна. Весь класс сочувственно смотрит на Корепанова. –"В молчанье
правил.. "-начитает подсказывать она, растягивая слова. Тут у Женьки в
глазах проявились какие-то светлые проблески и он выдохнул – " В
молчанье правил грузный ЧЛЕН"
В следующую секунду весь класс лежал под партами.

СШ №4 г. Белогорска, Амурской обл, выпуск 1987г.