Афанасий Фет — Чудная картина: Стих. Как ты мне родна Дивная картина как ты мне мила
Афанасий Афанасьевич Фет (настоящая фамилия Шеншин) (1820-1892) -
русский поэт, член-корреспондент Петербургской АН (1886).
Афанасий Фет родился 5 декабря (23 ноября по старому стилю) 1820 года
в селе Новоселки Мценского уезда Орловской губернии. Он был внебрачным
сыном помещика Шеншина и в четырнадцать лет по решению духовной
консистории получил фамилию своей матери Шарлотты Фет, одновременно
утратив право на дворянство. Впоследствии он добился потомственного
дворянского звания и возвратил себе фамилию Шеншин, но литературное имя -
Фет - осталось за ним навсегда.
Афанасий учился на словесном факультете Московского университета,
здесь он сблизился с Аполлоном Григорьевым и входил в кружок студентов,
усиленно занимавшихся философией и поэзией.
Университетское окружение (Аполлон Александрович Григорьев, в доме
которого Фет жил во все время своего обучения, студенты Яков Петрович
Полонский, Владимир Сергеевич Соловьев, Константин Дмитриевич Кавелин
и др.) как нельзя лучше способствовало становлению Фета как поэта.
Еще студентом, в 1840 году, Фет издал первый сборник своих
стихотворений - "Лирический Пантеон". Особого резонанса «Пантеон» не
произвёл, однако сборник заставил обратить на себя внимание критиков и
открыл дорогу в ключевые периодические издания: после его публикации стихи
Фета стали регулярно появляться в «Москвитянине» и «Отечественных
записках».
Фет вошёл в историю русской поэзии как представитель так называемого
"чистого искусства". Он утверждал, что красота - единственная цель
художника. Природа и любовь были главными темами произведений Фета.
Но в этой сравнительно узкой сфере талант его проявился с огромным
блеском. ...
Афанасий Фет особенно мастерски передавал нюансы чувств, смутные,
беглые или едва зарождающиеся настроения. "Уменье ловить неуловимое" -
так характеризовала критика эту черту его дарования".
Стихотворение «Чудная картина», созданное в 1842 году, - одно из самых
завораживающих поэтических полотен А.Фета.
Чудная картина,
Как ты мне родна:
Белая равнина,
Полная луна,
Свет небес высоких,
И блестящий снег,
И саней далеких
Одинокий бег.
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Рецензии
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора . Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом . Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании
«Чудная картина, как ты мне родна!»
(жизнь природы и человека в лирике А.А. Фета)
Русская литература знала немало великих поэтов, воспевших красоту родной природы. И особое место занимает Афанасий Фет – поэт, ценитель «чистого искусства», показавший важность каждого явления природы, каждого мгновения жизни.
Творчество Фета пропитано любовью к природе. В каждом слове мы можем почувствовать трепетное отношение поэта к ее красоте. Мы не можем не дивиться тому, как прекрасна природа у Фета во всей переливчатости красок, звуков, благоуханий, как прекрасен человек во всей сложности его душевных порывов, в силе его привязанностей, в глубине его переживаний.
Пейзажная лирика составляет основное богатство лирики поэта. Фет умеет увидеть и услышать в природе необычайно много, изобразить ее сокровенный мир, передать свое романтическое восхищение от встречи с природой, философские раздумья, рожденные при созерцании ее облика. Фету присуща удивительная тонкость живописца, многообразие переживаний, рожденных от общения с природой. В основе его поэтики - особая философия, выражающая зримые и незримые связи человека и природы.
В каждом своем стихотворении Фет с филигранной точностью описывает мельчайшие детали картины природы, будто рассматривает полотно живописца:
Сядем здесь, у этой ивы,
Что за чудные извивы
На коре вокруг дупла!
А под ивой как красивы
Золотые переливы
Струй дрожащего стекла!
Благодаря дарованию Фета, мы видим не только красивый пейзаж, но и вдыхаем аромат цветов, прислушиваемся к звукам природы: нежное пение птиц дополняется стрекотанием кузнечиков, и уже слышны отдаленные раскаты грома… Как легко представить знойный летний день, когда в воздухе «несется запах медовой» и слышен «кузнечиков неугомонный звон»!
Необыкновенно точно, емко и вместе с тем динамично рисуют картины природы безглагольные стихи Афанасия Фета. Стихотворение «Это утро, радость эта…» с каждой строкой всё больше волнует нас. Мы видим яркое синее небо, на нас обрушивается лавина звуков, и финальным аккордом – бессонная ночь. Так бывает только весной!
Это утро, радость эта,
Эта мощь и дня и света,
Этот синий свод,
Этот крик и вереницы,
Эти стаи, эти птицы,
Этот говор вод,
Эти ивы и березы,
Эти капли - эти слезы,
Этот пух - не лист,
Эти горы, эти долы,
Эти мошки, эти пчелы,
Этот зык и свист,
Эти зори без затменья,
Этот вздох ночной селенья,
Эта ночь без сна,
Эта мгла и жар постели,
Эта дробь и эти трели,
Это всё - весна.
В монологе рассказчика нет ни одного глагола - излюбленный прием Фета, но здесь также нет ни одного определяющего слова, кроме местоименного прилагательного «это» («эти», «этот»), повторенного двадцать два раза! Отказываясь от эпитетов, автор словно признается в бессилии слов.
Лирический сюжет этого короткого стихотворения основан на движении глаз рассказчика от небесного свода - к земле, от природы - к жилищу человека. Сначала мы видим синеву неба и птичьи стаи, затем звучащую и цветущую весеннюю землю - ивы и березы, покрытые нежной листвой, горы и долы. Наконец, звучат слова о человеке. В последних строках взгляд лирического героя обращен внутрь себя, в свои ощущения.
Для человека весна связана с мечтой о любви. В эту пору в нем пробуждаются творческие силы, позволяющие «парить» над природой, сознавать и ощущать единство всего сущего.
Невероятно романтичное стихотворение «Шепот, робкое дыханье» переносит нас в тихую летнюю ночь. Журчание ручья и соловьиная песнь – музыка, сопровождающая встречу влюбленных. В стихотворении нет глаголов, и все-таки оно наполнено движением. Отрывочные образы (жизнь сердца, жизнь природы) складываются, как стеклышки мозаики, в единую картину.
Фет не описывает целостную картину, а даст несколько точных мазков, с тем чтобы «смешение красок» в единый «тон» произошло в воображении читателя.
Шепот, робкое дыханье.
Трели соловья,
Серебро и колыханье
Сонного ручья.
Свет ночной, ночные тени,
Тени без конца,
Ряд волшебных изменений
Милого лица,
В дымных тучках пурпур розы,
Отблеск янтаря,
И лобзания, и слезы,
И заря, заря!..
Эта образность, это пристальное внимание к деталям, насыщенность эпитетами, определениями составляют особый стиль поэта. В теме природы раскрываются и другие особенности лирики Фета: его ассоциативность и музыкальность слога.
В дымке – неведимке
Выплыл месяц вешний.
Цвет садовый дышит
Яблонью, черешней.
Так и льнет, целуя
Тайно и нескромно.
И тебе не грустно?
И тебе не томно?
Не совсем понятно, почему должно быть грустно в такую тихую, томную ночь. И даже дочитав стихотворение до конца, мы испытываем ощущение некоторой недосказанности, как будто мы не узнали что-то очень важное. И нам остается только догадываться, фантазировать, мечтать.
Лирика Фета очень музыкальна - многие его стихи стали известными романсами. Также нужно отметить такую особенность творчества Фета, как отсутствие острых социальных конфликтов, картин бедности и бесправия, к которым нередко обращались многие современники поэта, например, Н. А. Некрасов. Подобная отстраненность от общественных проблем порой осуждалась другими поэтами. Однако ценность лирики Фета от этого не снижается. Бытует мнение, что «поэт в России - больше, чем поэт», но не всем же быть грозными ораторами, зовущими народ на преобразование общества. Пожалуй, в наш техногенный век куда важнее понять, насколько прекрасна и беззащитна окружающая нас природа, и суметь сберечь ее, чтобы и наши потомки могли любоваться сверкающими прудами, сочной зеленой травой, родниками, лесами и полями.
И действительно, пейзажи, созданные поэтом, удивительны и вдохновенны, близки сердцу каждого русского человека. Природа не связана у Фета с крестьянским трудом, как у Некрасова, с миром душевных переживаний, как у Лермонтова. Но вместе с тем восприятие ее поэтом живо, непосредственно и эмоционально. Пейзаж здесь – это всегда индивидуально-личностное восприятие, фиксирующее не только какое-то явление природы, но и настроение поэта. Природа у Фета – всегда объект художественного восторга и эстетического наслаждения. Причем в центре внимания поэта самые обыденные явления, а вовсе не эффектные, колоритные картины. И каждое мимолетное впечатление имеет для Фета собственную привлекательность. Он безотчетно радуется жизни, не задумываясь над ней. Ему свойственен какой-то простодушный взгляд на явления жизни, характерный для незамутненного сознания.
В произведениях поэта представлены все наши времена года: нежная весна – с пушистыми вербами, с первыми ландышами, с тонкими клейкими листочками распустившихся берез; жгучее, знойное лето – со сверкающим терпким воздухом, с синим полотном неба, с золотыми колосьями раскинувшихся вдали полей; прохладная, бодрящая осень – с пестрыми косогорами лесов, с птицами, потянувшимися вдаль; ослепительная русская зима – с ее неуемной метелью, свежестью снегов, замысловатыми узорами морозов на оконном стекле. Фет любит наблюдать за таинством природной жизни, и взору его открывается весь круговорот ее, все многообразие и многоголосие. Вот «природы праздный соглядатай» следит за полетом ласточки над «вечереющим прудом», вот на цветке отчетливо возникают воздушные очертанья бабочки, вот расцветает, полыхая нежным ароматом, царица-роза, чувствующая близость соловья, вот оживляются крикливые цапли, радуясь первым солнечным лучам, вот беспечная пчела вползает в «гвоздик душистой сирени».
Особое место в природной лирике А. Фета занимает тема весны. С приходом весны все вокруг меняется: природа будто просыпается после долгого сна, сбрасывает оковы зимы. И такое же пробуждение, обновление происходит и в душе лирического героя Фета. Но вместе с радостью душу наполняет непонятная тоска, грусть, смятение. И Фет стал первым поэтом, показавшим сложные, противоречивые чувства героя, смену его настроений, влияние природы на его душевное состояние.
Интересно стихотворение «Еще весны душистой нега…», в котором автор показывает самое начало весны, когда природа еще только- только начинает пробуждаться. Снег еще лежит, дороги скованы льдом, а солнце пригревает только в полдень. Но душа уже живет в предвкушении тепла, света, любви.
Еще весны душистой нега
К нам не успела низойти,
Еще овраги полны снега,
Еще зарей гремит телега
На замороженном пути.
Едва лишь в полдень солнце греет,
Краснеет липа в высоте,
Сквозя, березник чуть желтеет,
И соловей еще не смеет
Запеть в смородинном кусте.
Но возрожденья весть живая
Уж есть в пролетных журавлях,
И, их глазами провожая,
Стоит красавица степная
С румянцем сизым на щеках.
Читая «Весенние мысли», не можешь не восхищаться, насколько виртуозно Афанасий Фет владеет словом:
Снова птицы летят издалека
К берегам, расторгающим лед,
Солнце теплое ходит высоко
И душистого ландыша ждет.
Снова в сердце ничем не умеришь
До ланит восходящую кровь,
И душою подкупленной веришь,
Что, как мир, бесконечна любовь.
Но сойдемся ли снова так близко
Средь природы разнеженной мы,
Как видало ходившее низко
Нас холодное солнце зимы?
«Расторгающие лед берега» – и мы уже слышим треск ломающегося льда, видим бурлящие речные потоки и даже ощущаем терпкий, острый, волнующий запах, которым наполнен только мартовский ветер.
Зеленый хоровод деревьев, звонкая песнь сверкающего ручья, кудрявый плющ, сопричастный весенней жажде – все это радует и волнует поэта, вселяя в него необыкновенную жажду жизни, преклонения перед ее вечной красотой. Природа соотносится у Фета с человеческими чувствами, с особым восприятием жизни. Так, весна порождает в нем какую-то особую лень, неясную тоску, чувственную негу:
Пропаду от тоски я и лени,
Одинокая жизнь не мила,
Сердце ноет, слабеют колени,
В каждый гвоздик душистой сирени,
Распевая, вползает пчела.
Дай хоть выйду я в чистое поле
Иль совсем потеряюсь в лесу...
С каждым шагом не легче на воле,
Сердце пышет всё боле и боле,
Точно уголь в груди я несу.
Нет, постой же! С тоскою моею
Здесь расстанусь. Черемуха спит.
Ах, опять эти пчелы под нею!
И никак я понять не умею,
На цветах ли, в ушах ли звенит.
В стихотворениях о весне как нельзя более явно прослеживается неразрывная связь между природой и человеком. Практически все стихотворения, которые, казалось бы, написаны о природе, рассказывают и о любовных переживаниях. Фет часто раскрывает душу лирического героя через образы природы, поэтому можно говорить о символизме его стихов.
Афанасий Фет, воспевая красоту природы, показал и красоту душ человеческих. Его стихи, искренние, глубокие, чувственные до сих пор находят отклик в сердцах читателей.
Звучит романс «На заре ты её не буди…»
К образам природы А. А. Фет обращался многократно на протяжении своего творческого пути. Описывая природу, поэт передает самые тонкие, почти неуловимые оттенки эмоциональных состояний лирического героя. В этих стихах «жизнь души» обретает полноту и смысл в соприкосновении с природой, а природа обретает свое подлинное бытие в соприкосновении с живой душой, преломившись через «магический кристалл» человеческого восприятия.
Но в центре внимания поэта оказываются не только рощи, деревья, цветы, поля; поэтический мир Фета, как и реальный мир, населен живыми существами, повадки которых наглядно описывает поэт. Вот проворная рыбка скользит у самой поверхности воды, и ее «голубоватая спина» отливает серебром; в зимний мороз в доме «кот поет, глаза прищуря». Особенно часто в лирике Фета упоминаются птицы: журавли, ласточки, грачи, воробей и просто птичка, укрывшаяся в своем гнезде от непогоды:
И грохочет громов перекличка,
И шумящая мгла так черна...
Только ты, моя милая птичка,
В теплом гнездышке еле видна.
Природные образы, созданные поэтом, предельно конкретны, осязаемы, полны многочисленных зрительных деталей, запахов, звуков. Вот жаркий летний день, сверкающий и знойный, играет своими яркими, ослепительными красками: «синеют неба своды», тихо плывут волнистые облака. Откуда-то из травы доносится неугомонный и трескучий звон кузнечика. Невнятно колеблясь, дремлет сухой и жаркий полдень. Но неподалеку раскинулась густая липа, в тени ее ветвей свежо и прохладно, полдневный зной не проникает туда:
Как здесь свежо под липою густою -
Полдневный зной сюда не проникал,
И тысячи висящих надо мною
Качаются душистых опахал.
А там, вдали, сверкает воздух жгучий,
Колебляся, как будто дремлет он.
Так резко-сух снотворный и трескучий
Кузнечиков неугомонный звон.
За мглой ветвей синеют неба своды,
Как дымкою подернуты слегка,
И, как мечты почиющей природы,
Волнистые проходят облака.
Знаменитое стихотворение «Я пришел к тебе с приветом…» - страстный, произнесенный на одном дыхании монолог - позволяет не только увидеть все оттенки летнего утреннего пейзажа, но и составить представление о душевных свойствах рассказчика - о богатстве его эмоциональной жизни, живости восприятия, способности увидеть и выразить красоту мира.
Я пришел к тебе с приветом,
Рассказать, что солнце встало,
Что оно горячим светом
По листам затрепетало;
Рассказать, что лес проснулся,
Весь проснулся, веткой каждой,
Каждой птицей встрепенулся
И весенней полон жаждой;
Рассказать, что с той же страстью,
Как вчера, пришел я снова,
Что душа все так же счастью
И тебе служить готова;
Рассказать, что отовсюду
На меня весельем веет,
Что не знаю сам, что буду
Петь - но только песня зреет.
Особое внимание к «музыке мира» можно обнаружить в большинстве произведений поэта. Фет вообще один из самых «музыкальных» русских поэтов. Поэт насыщает свои произведения гармоничными звуками, мелодичными интонациями.
Фетовский лирический герой не желает знать страданий и скорби, думать о смерти, видеть социальное зло. Он живет в своем гармоничном и светлом мире, созданном из волнующих своей красотой и бесконечно разнообразных картин природы, утонченных переживаний и эстетических потрясений.
Природа для Фета - это источник постоянного вдохновения и восторга. Поэт показывает нам природу в разное время года, каждое из которых по-своему прекрасно.
Осень у большинства людей ассоциируется с периодом умирания в природе. Да и поэты не слишком жаловали своим вниманием это время года.
В стихотворении Афанасия Афанасьевича Фета «Осенняя роза» описана поздняя осень. Осень - время покоя, время ухода и прощания, время размышлений. Она наполнена пустотой. Складывается впечатление, что за пределами осени нет ничего, кроме вечности. Но в тоже время радует то, что единственная роза не хочет отпускать тёплое время года, поэтому "веет весною». Поэт утверждает, что жизнь продолжается, что цветок будет напоминать ему о солнечных днях и уносить в будущее, ближе к весне.
Осыпал лес свои вершины,
Сад обнажил свое чело,
Дохнул сентябрь, и георгины
Дыханьем ночи обожгло.
Но в дуновении мороза
Между погибшими одна,
Лишь ты одна, царица-роза,
Благоуханна и пышна.
Назло жестоким испытаньям
И злобе гаснущего дня
Ты очертаньем и дыханьем
Весною веешь на меня.
В стихотворении «Осень», написанном в 1883 году, отражено сразу два разных, даже противоположных настроения. Стихотворение было написано в октябре. Это как раз середина осени, то время, когда лето уже ушло, а зима еще не наступила, а душа находится в смятении. Поэтому вначале произведения мы чувствуем, как автор начинает печалиться по поводу наступившей осени.
Далее поэт вспоминает и о том, что все же осень не так грустна и печальна, что в это время тоже можно жить и любить, можно наслаждаться происходящим и верить в то, что все только начинается.
Как грустны сумрачные дни
Беззвучной осени и хладной!
Какой истомой безотрадной
К нам в душу просятся они!
Но есть и дни, когда в крови
Золотолиственных уборов
Горящих осень ищет взоров
И знойных прихотей любви.
Молчит стыдливая печаль,
Лишь вызывающее слышно,
И, замирающей так пышно,
Ей ничего уже не жаль.
Эмоциональность стихотворения потихоньку снижается, замирают чувства, наступает умиротворение и покой.
Картины, которые дает А. А. Фет в своих стихах, очень легко представить, настолько точно поэт подмечает главные признаки погодных изменений того или иного времени года. Однако пейзажная лирика Фета не фотографический снимок, где все застыло раз и навсегда. Поэтические образы в стихотворениях Фета скорее можно сравнить с видеосъемкой, которая позволяет уловить картину окружающего мира в движении.
Характер и напряжение лирического переживания у Фета зависят от состояния природы. Смена времён года происходит по кругу – от весны до весны. По такому же своеобразному кругу происходит и движение чувства у Фета: не от прошлого к будущему, а от весны до весны, с необходимым, неизбежным её возвращением. В сборнике (1850) на первое место выделен цикл «Снега». Зимний цикл Фета многомотивен: он поёт и о печальной березе в зимнем одеянии, о том, как «ночь светла, мороз сияет», «и на двойном стекле узоры начертил мороз». Снежные равнины влекут поэта:
Чудная картина,
Как ты мне родна:
Белая равнина,
Полная луна,
Свет небес высоких,
И блестящий снег,
И саней далёких
Одинокий бег.
Фет признаётся в любви к зимнему пейзажу. У него преобладает в стихах сияющая зима, в блеске солнца, в бриллиантах снежинок и снежных искр, в хрустале сосулек, в серебристом пуху заиндевелых ресниц. Ассоциативный ряд в этой лирике не выходит за пределы самой природы, здесь её собственная красота, не нуждающаяся в человеческом одухотворении. Скорее она сама одухотворяет и просветляет личность. Именно Фет вслед за Пушкиным воспел русскую зиму, только ему удалось столь многогранно раскрыть её эстетический смысл. Фет вводил в стихи деревенский пейзаж, сценки народной жизни, появлялся в стихах “дедушка бородатый”, он “кряхтит и крестится”, или ямщик на тройке удалой.
Если весенние картины природы у поэта радостны, наполнены светом, теплом, жизнью, то в зимних пейзажах зачастую возникает мотив смерти: печальная береза одета в «траурный» наряд, ветер зловещий свистит над дубовым крестом, яркий зимний свет освещает ход склепа. Мысль о смерти, о небытии, об опустевшей земле сливается в воображении поэта с видом зимней, уснувшей вечным сном природы:
Селенье спит под снежной пеленой,
Тропинки нет по всей степи раздольной.
Да, так и есть: над дальнею горой
Узнал я церковь с ветхой колокольней.
Как мерзлый путник в снеговой пыли,
Она торчит в безоблачной дали.
Ни зимних птиц, ни мошек на снегу.
Все понял я: земля давно остыла
И вымерла…
Если весенняя природа ассоциируется у поэта с утренним пробуждением, то зимняя – с безмолвием лунной ночи. В лирике Фета мы часто встречаем зимний ночной пейзаж:
Ночь светла, мороз сияет,
Выходи - снежок хрустит;
Пристяжная озябает
И на месте не стоит.
Сядем, полость застегну я, -
Ночь светла и ровен путь.
Ты ни слова,- замолчу я,
И - пошел куда-нибудь!
Фета всегда влекла к себе поэтическая тема вечера и ночи. У поэта рано
сложилось особое эстетическое отношение к ночи, наступлению темноты. На
новом этапе творчества он уже стал называть целые сборники “Вечерние огни”, в них как бы особая, фетовская философия ночи. Образ ночи в лирике А.А. Фета является зыбким, колеблющимся. Он легкой дымкой окутывает читателя и тут же куда-то исчезает. Для лирического героя А.А. Фета ночь - это прекрасное время суток, когда человек остается наедине с самим собой и своими мыслями. И в этой сумрачной мгле он размышляет...
Звучит романс «Я тебе ничего не скажу…»
В стихотворении «Какая ночь!..» автор восхищается своим любимым временем суток. Поэт описывает ночь с необычайным восторгом, присущим настоящему романтику. Он описывает необычайную красоту листа, тени, волны, подмечая в них мельчайшие детали. Поэт одушевляет их. Так смывается явная граница между человеком и природой, они находят гармонию в тишине. И в это время чувства лирического героя становятся острее, он с особым вниманием наблюдает за природой.
Какая ночь! Как воздух чист,
Как серебристый дремлет лист,
Как тень черна прибрежных ив,
Как безмятежно спит залив,
Как не вздохнет нигде волна,
Как тишиною грудь полна!
Полночный свет, ты тот же день:
Белей лишь блеск, чернее тень,
Лишь тоньше запах сочных трав,
Лишь ум светлей, мирнее нрав,
Да вместо страсти хочет грудь
Вот этим воздухом вздохнуть.
В стихотворении «В лунном сиянии» прекрасная, легкая ночь помогает лирическому герою забыть о заботах и отправиться на прогулку. Он не в состоянии томить душу в доме, он не может изменить своей привычке. Лирическому герою необходимо соприкосновение с ночной мглой, как воздух, он живет в ожидании заветного часа - ночи, тогда все его чувства будут направлены на слияние с ночной природой.
Выйдем с тобой побродить
В лунном сиянии!
Долго ли душу томить
В темном молчании!
Пруд как блестящая сталь,
Травы в рыдании,
Мельница, речка и даль
В лунном сиянии.
Можно ль тужить и не жить
Нам в обаянии?
Выйдем тихонько бродить
В лунном сиянии!
Весь этот простор проникнут духом ночи, пропитан лунным сиянием. Эта пейзажная зарисовка в полной мере помогает читателю понять лирического героя, ведь ночь очаровала его своей красотой. Образ темного времени суток рисуется автором в тихом, безмятежном, легком лунном сиянии, это придает ночи особую загадку. Именно в это время сильнее хочется жить, любить, наслаждаться окружающим миром и не упускать ни од ной минуты зря.
В стихотворении «Еще майская ночь» читателю открывается красота последнего месяца весны, причем в ночное время. Здесь сливаются два любимых мотива А.А. Фета - весна и ночь.
Какая ночь! На всём какая нега!
Благодарю, родной полночный край!
Из царства льдов, из царства вьюг и снега
Как свеж и чист твой вылетает май!
Какая ночь! Все звёзды до единой
Тепло и кротко в душу смотрят вновь,
И в воздухе за песнью соловьиной
Разносится тревога и любовь.
Берёзы ждут. Их лист полупрозрачный
Застенчиво манит и тешит взор.
Они дрожат. Так деве новобрачной
И радостен и чужд её убор.
Нет, никогда нежней и бестелесней
Твой лик, о ночь, не мог меня томить!
Опять к тебе иду с невольной песней,
Невольной - и последней, может быть.
Наверное, это объясняется вечерним временем суток, когда душа лирического героя острее ощущает природу и находится в гармонии с ней. В это волшебное время воздух пропитан соловьиным пением, тревожными мыслями и любовью. Ночью все образы принимают особое очертание, все оживает и погружается в мир ночных ощущений. Березы становятся похожи на новобрачных дев, они так же молоды и свежи, их листья застенчиво манят и тешат взор, их движения колеблющиеся, дрожащие. Этот нежный, бестелесный образ ночи всегда томил душу лирического героя. Таинственный мир ночной мглы снова и снова толкает его «с невольной песней» погрузиться в самого себя.
Таким образом, образ ночи в лирике А.А. Фета предстает перед читателем прекрасным временем, полным загадок, красивыми пейзажами, легкими ощущениями. Автор постоянно прославляет ночь. Именно ночью открываются все постоянные уголки человеческой души, потому что это время созидания, творчества, поэзии.
Поэт воспевал красоту там, где видел ее, а находил он ее повсюду. Он был художником с исключительно развитым чувством красоты, наверное, потому так прекрасны в его стихах картины природы, которую он брал такой, какая она есть, не допуская никаких украшений действительности.
Во всех описаниях природы А. Фет безукоризненно верен ее мельчайшим черточкам, оттенкам, настроениям. Именно благодаря этому поэт и создал изумительные произведения, вот уже столько лет поражающие нас психологической точностью, филигранной точностью.
Фет строит картину мира, который он видит, чувствует, осязает, слышит. И в этом мире все важно и значимо: и облака, и луна, и жук, и лунь, и коростель, и звезды, и Млечный путь. Каждая птица, каждый цветок, каждое дерево и каждая травинка не просто составляющие общей картины - все они обладают только им свойственными приметами, даже характером.
Отношения Фета с природой - это полное растворение в ее мире, это состояние трепетного ожидания чуда:
Я жду... Соловьиное эхо
Несется с блестящей реки,
Трава при луне в бриллиантах,
На тмине горят светляки.
Я жду... Темно-синее небо
И в мелких, и в крупных звездах,
Я слышу биение сердца
И трепет в руках и ногах.
Я жду... Вот повеяло с юга;
Тепло мне стоять и идти;
Звезда покатилась на запад...
Прости, золотая, прости!
Природа в лирике Фета живет своей разнообразной жизнью и показана не в каких-то статических, закрепленных во времени и пространстве состояниях, а в динамике, в движении, в переходах из одного состояния в другое:
Растут, растут причудливые тени,
В одну сливаясь тень…
Уж позлатил последние ступени
Перебежавший день.
Что звало жить, что силы горячило -
Далеко за горой.
Как призрак дня, ты, бледное светило,
Восходишь над землей.
В строках фетовской лирики чудодейственно зримо рисуется пейзаж средней полосы России. И выполнения одной этой задачи было бы достаточно, чтобы имя Фета запечатлелось в истории нашей литературы. Но Фет ставил цель еще более грандиозную: за полем в прямом смысле слова читатель должен был увидеть поле души человеческой. Ради этого Фет и растирал краски на своей палитре, ради этого присматривался, и прислушивался, и приникал к деревьям и травам, озерам и рекам. Лирика Фета изображает природу и воспринимающего ее человека в гармоническом единстве, в совокупности неразделимых проявлений.
Фет удивительно современен. Его поэзия свежа и трепетна, она волнует наше воображение, вызывает глубокие мысли, дает почувствовать красоту отчего края и благозвучность русского слова. Поэт учит нас замечать красоту каждого мгновения и ценить, понимая, что из мгновений рождается вечность.
Пленительные стихи Фета вечны, как «говор звёзд на небесах», как трели соловья, как робкое дыхание любви…
Фет ценил свое творчество и красоту во всем. Вся его жизнь - поиск красоты в природе, любви, даже в смерти. Нашел ли он ее? На этот вопрос ответит лишь тот, кто действительно понял поэзию Фета: услышал музыку его стихов, увидел полотна пейзажа, прочувствовал красоту его поэтических строк и сам научился находить красоту в окружающем его мире.
|
||
Афанасий Афанасьевич Фет
Чудная картина,
Как ты мне родна:
Белая равнина,
Полная луна,
Свет небес высоких,
И блестящий снег,
И саней далеких
Одинокий бег.
Умение в нескольких фразах передать всю красоту окружающей природы является одной из наиболее ярких отличительных особенностей творчества Афанасия Фета. Он вошел в историю русской поэзии как удивительно тонкий лирик и вдумчивый пейзажист, который сумел подобрать простые и точные слова, описывая дождь, ветер, лес или же различные времена года. При этом подобной живостью и точностью отличаются лишь ранние произведения поэта, когда его душа еще не была омрачена чувством вины перед женщиной, которую он когда-то любил. Впоследствии он посвятил Марии Лазич огромное количество стихов, все дальше и дальше уходя в своем творчестве в любовную и философскую лирику. Тем не менее, сохранилось немало ранних произведений поэта, которые наполнены удивительной чистотой, легкостью и гармонией.
В 1842 году Афанасий Фет написал стихотворение «Чудная картина», мастерски изобразив ночной зимний пейзаж. За подобные произведения поэта очень часто критиковали маститые литераторы, считая, что отсутствие глубинных мыслей в стихах является признаком дурного тона. Однако Афанасий Фет и не претендовал на звание знатока человеческих душ. Он просто пытался найти простые и доступные слова, чтобы рассказать о том, что видит и чувствует. Примечательно, что свое личное отношение к окружающей действительности автор выражал крайне редко, стремясь лишь фиксировать различные предметы и явления. Тем не менее, в стихотворении «Чудная картина» поэт не может удержаться от восхищения и, рассказывая о морозной зимней ночи, признается: «Как ты мне родна!». Фет чувствует особую прелесть в том, что его окружает - «белая равнина, полная луна» привносят в жизнь автора давно позабытые ощущения радости и покоя, которые усиливает «саней далеких одинокий бег».
Казалось бы, в воссозданной картине зимней ночи нет ничего примечательного и достойного внимания. Вероятно, и само стихотворение было написано в тот момент, когда Афанасий Фет совершал небольшое путешествие по необъятным русским просторам. Но та нежность, которую автор вкладывает в каждую строчку этого произведения, указывает на то, что такая ночная прогулка доставила автору ни с чем не сравнимое удовольствие. Фету удается передать свои подлинные чувства и напомнить всем нам о том, что испытывать счастье можно даже от простых и привычных вещей, на которые мы нередко попросту не обращаем внимания.
Калининградский охотничий клуб . Епифаныч лесом вышел в чужую волость... Мутная тень от проходящего поезда ненадолго срезала со светлого пятна зреющей ржи серую высокую фигуру старика с ружьем... - В несусветной глуши пошли, вишь ты, эти чугунные звери! - проговорил он вслух по привычке и поковырял в ухе ушекопкой, после того как зверь длительно прокричал железной глоткой. - Замычал, епишина мать! И, вспомнив, забеспокоился: он видел, что до появления поезда его любимая собака Грунька по полотну гоняла зайца. - Грунька! Эво-о, эво-о!.. Собаки не было, и на крик старика она не прибежала. Епифаныч, торопливо обойдя рожь, зашагал опушкой туда, где последний раз мелькнул заяц, поднялся на полотно и увидал: недалеко на рельсах лежала задняя часть собаки, изуродованная, с вырванными кишками, а передняя - с высунутым языком - сползла под откос. - Ах ты, штоб тя! епишин сын... - Старик всплеснул руками, его длинная тень по желтому откосу тоже вся колыхнулась, взмахнула: - Прощай, Грунька! вот те и Грунька! Нагнул голову, замолчал; ушел в лес, а в ушах почему-то звучало свадебное причитание старухи над невестой: Прилетайте вы, птицы, носы железные... Уж вы повыдергайте, птицы, гвозди шеломчатые! "Да-а... вот они, птицы, носы железные... вот они, звери, змеи Горынычи, от их переведется лес - пустыня... Выстанет из дальних далей зверь с баками железными, и на месте съеденных лесов состроит зверь свое логово с воротами чугунными... Заревет медным рыком, пойдут в разные стороны зверята железные, начнут увозить пиленый лес да мох-пурдежь, а привозить зачнут посуду цветную, стекло узорчатое..." Обернулся назад Епифаныч, снял шапку и долго слушал, пригнув упрямую голову, далекое, смутное постукивание колес и отзвуки замирающих гудков. Пошел обратно домой через лес, считавшийся у многих непроходимым. Жил старик от чугунки далеко. Обида какая-то тлела в нем; обида неясная, но иногда необъяснимо колючая. А когда ложился спать у огня, то после еды, перед тем как зажмурить глаза ко сну, вспоминал: "Грунька! Ах ты милая ты!" Снилось старику в пути одно и то же: взрывает железный зверь болота - осушает их. И видит Епифаныч, вознесшись на колокольню, как обсохли болота - зыбучие пустыри, а с ними вместе высохли родники и лесные реки. Видит старика мечутся люди - воды ищут, мычит и ревет скотина - пить просит, а новые люди пришли, стоят на высохшей равнине, машут руками и велят распахивать обсохшие места плугом. - Эй, епишина мать! А удобрять чем будете? - вскрикивает во сне Епифаныч и всегда просыпается, а проснувшись, вспоминает: "Ах ты Грунька! Ведь зарезало! Зверь железный, штоб ему..." Спит снова, а утром встает для нового пути, разводит огонь, ест кашу, щупает на вороту медную ушекопку, ту, что висит на грязном шнурке вместо креста, ковыряет в ушах, заросших седым пухом, и говорит вслух, разглядывая небо: - Вишь ты, что... К мокрети, видимо, уши заложило. Идет. Матерые сосны слегка шумят вершинами: играет на вершинах с отливами их влажных сучьев раннее солнце. Неоглядная даль синеет меж рыжими и серыми стволами; пахнет багульником, с низин морошкой потягивает; под его лаптем, окрашивая бересту в кровавый цвет, мнется черника. - Вишь вот, рябина зачинает краску давать, не увидишь - и лето минет... которое ужо на веку?.. Согнал Епифаныч, проходя, стадо косатых, одна тетера прилепилась на сук сосны, втянула меж крыльев пугливую голову и клохчет. Старик привычно застыл на месте, лишь медленно тянет из-за спины ружье. "Ах ты Грунька!" Нашел мушку на дуле, рукой нажимает спуск, а выстрела нет. Глядит старик, а у ружья нет курка: соскочил курок, винт перержавел. "Конечно, епишина мать! Ружье не бьет, собаку зарезало". Пощупал за ремнем топор: "Тут!" Вынул капшук, набил трубку. Закурил. Бросил спичку; зажег сухой хворост: затрещало. Прижал лаптем, потушил и сказал, как всегда громко: - А что, ежели все спалить?.. От своего голоса оглянулся кругом: стоит лес, простирает к нему зеленые объятия; легкий ветер заставляет молодые березки сгибаться - они кланяются Епифанычу, словно угадали его жестокую думу: "Смилуйся, старый! Али не мы тебя приветили здесь? Али не нами ты грелся в дожди и оживал в тепле?" - Да-а... не вами! - понимая, что думают деревья, сурово говорит Епифаныч, идет на яркий свет и выходит на берег озера. Ширина - едва взгляд хватает. Под ногами старика высокий, мшистый берег; за озером даль синяя, и оттуда на озеро двигается еще синее дали лесной туча. Сбросил Епифаныч ружье, топор выдернул из-за ремня и приостановился, наморщивая упрямый лоб: "Побегут из эстих мест от нор звери... будет над гнездами кружиться птица, покеда не сгорит..." Страстно захотелось старику увидать трепыхающие, жаркие крылья пожарища. Послушать, как падают подгоревшие тяжелые сосны, поглядеть, может быть, последний раз, как загорится мох отдельными огоньками, будто свечечки, вспыхнет, погаснет - низко-низко проползет золотой змейкой и снова свечкой встанет. И знает старик, что сюда не придут люди с топорами, с лопатами, хотя дай по фунту золота. Знает и то, что когда сгорит лес да пойдет следом пожарища буря, то вывалит, сломит все, что не сгорело, но плохо держится на подгоревшей земле. Нашел Епифаныч смолья, натесал; в старом большом пне нутро вынул, чтоб лучше принялось, и умелой рукой разложил смольливую щепу внутри пня: "Вот вам, молодые, - царствуйте!.." А пока возился с тесом, не заметил, как туча закрыла небо и по озеру синим пологом легла ее тень. И едва он успел снять шапку да встать под густую ель - грянул гром, и молния огневыми разбросанными трещинами мелькнула по воде. Грянул гром, а в стороне с сухим треском раскололась от молнии и рухнула вековая сосна. - Пошла падера - епишина мать! Вихрем крутило, роняло, ломало сушины, а на волнующееся синее озеро с белыми отсветами молнии пошли глухие отзвуки из мшистой лесной пустыни. Часа три ждал конца бури Епифаныч. Когда смолкло, открылось солнце и синяя даль, еще более ароматная, поманила к себе, старик собрал свою прикладь и, обходя берегом озера, подумал вслух: - До зимы, значит, епишин сын, домой! А там в лес, ты его не извел... Он тебе не простит - замает насмерть... увидишь! Старинная изба у Епифаныча. Потолок в избе черный был, да выбелили бабы. Потолок высокий. К черному устью печи приделана палатка, а по печи новый дымоход выложен - дымник заколочен. Противился новшеству Епифаныч, но что делать, молодые царствуют в доме - настояли: - Оченно уж лопотье всякое грязнится и дымом пахнет. - Зато изба, епишина мать, с вашим новьем скоро сгниет. - Ой, старик! Столетня тюрьма, да жильцы силом туда идут. Лавки остались прежние, широкие, дедов тяжелыми задами по лавкам увалы выезжены. На лавках спереди узоры выпилены, как в боярских теремах... Сухие бледные ступни ног Епифаныча с печи торчат, на пальцах засохшие мозоли. Длинное туловище старика в белой домотканой рубахе растянулось по печи; светится, пошевеливаясь от дыхания, пышная борода, - бредит во сне старик... Снится Епифанычу досельное: вот он, пьяный, в красной кумачовой рубахе, в белых портках, перевитых до колен ременными оборами лаптей, с колом в руках, идет впереди своих мужиков на чужую деревню. - Не сдавай, епишина мать! - хрипло во сне кричит старик. Знает, что его силы боятся все. - Чего на гузно глянули?! Не пять! - И видит: бегут от него прочь все, и никто не смеет ввязаться в драку.- Ага, так-то, епишин сын! В лесу. Один идет Епифаныч на медведя, - в руке нож, другая обмотана бычьей шкурой. - Дайкось, давай, дедушко, сборемся! В лесу шум, треск, буря валит деревья, а в зелени и синеве сияет белый огонь - молния. Епифаныч идет, сорвало с головы шапку, треплет волосы, а он, не подымая шапки, кричит и посвистывает собаке: - А-а-а! о-о-о! - и просыпается... ... Епифаныч перестал спать на печи, пытливо поглядывает в окна, слышит - люди шумят по-весеннему. Собираясь в путь, понимает, что природа скоро выдернет из-под ног зимнюю дорогу. - Не опоздай, епишина мать! - ворчит старый, в белой рядовке, в белых валенках, вставая на лыжи. Его сутулая, но ширококостная подруга поправляет у мужа за плечами неловко сидящий пестерь с харчем. - Тяжко мне, старик, тебя снаряжать, сидел бы ты дома! Молчит Епифаныч. Идет к лесу, оглядывается; втягивает, словно зверь, воздух в себя и не курит. Видит старик, как чувствуя весну, над белыми берегами незамерзающего ручья, крякают кое-где взлетевшие селезни - птичьи зимовщики на Севере. Завидев уток, пробредет талым снегом охотничья лайка, взвизгнет, осторожно обнюхивая подтаявшие берега. "Эх, Грунька! жалко мне..." К весне ночи светлее, но знает старик, что до лесной избы не добрести на колжоных лыжах, и спит у костра: варит кашу на снеговой воде, ест потом, стащив с ног валенки, греет чулки и онучи. Спит, видит сон: по белому полю, окруженному на далекое расстояние зеленым огнем, словно молодым кустарником, кто-то по белому наделал пространных синеватых кругов, - спрашивает себя: - Епишин сын! Уж не твоя ли это лыжня? С зарей встает, оставляет догорающий костер тлеть, идет, оглядывая в лесу на высоких местах начавшие зеленеть проталины, а когда проходит глубоким снегом, то под ним с глухим шуханьем оседают сугробы. Епифаныч, разглядывая следы зверей, ворчит громко: - Куничку бы сковырнуть - ружье мелкого зверя возьмет, а снег еще глубокий... да-а! Куньих следов нет, но видит старик другие, крупные, глубоко вдавленные до черного кокорья. - Лось? вишь, до дна бредет... давай лося! Ружье не возьмет, да повадку его знаю: ему тяжело - мне легко брести на лыже; ужо на рога сяду - и топором. Жарко. Снял меховую шапку, - солнце припекает, и, нюхая воздух, чувствует, как из синей лесной дали потягивает запахом ранней травы на проталинах. Какая-то птица близко пищит на голых ветвях берез. Уркают косачи, ток начинают; синие, паутинно-тонкие тени от голых ветвей лежат на лесных полянах. Куропатки крупным жемчугом белеют, перелетая поляны и прогалины, падая в снег, пестрят махровыми, лапчатыми узорами следов синеватые равнины. Остановился было Епифаныч, загляделся на куроптей, но тут же упрямо сказал: - Идешь за лосем - нечего с птицей! Сидит у огня на пне Епифаныч, дремлет, умаял его сильный зверь. Снится старику старое - не нонешнее, а досельное. Зеленая стена расцветающей ржи - она заслонила в поле наполовину желтый от зари горизонт, а на золотом фоне ее виднеются разноцветные фигуры баб в праздничных одеждах, среди баб самая видная - грудастая его жена Степанида, в ее руке блестит, как полумесяц серебром, новый серп. В дреме двигается старик к золотому полю заката - тычется в огонь, обжигает руки, трещит его желтовато-белая борода; пахнет овчинным смородом от шапки. Проснувшись, он понимает, что соскользнул с пня. Снимает с полушубка рядовку, снимает полушубок и, развалясь у огня на шерстнатой овчине, прикрывшись рядовкой, снова дремлет. Слышит, будто бы идет по лесу ветер, посыпает кругом лиственным дождем, стонут деревья, иные трещат, как тетерев-глухарь на току: тра-а! тра-а! Видит старик, сквозь ветки деревьев сияет вода озерок, и соображает: луна лунит? Не вода это - лед!.. Просыпается - опять трещит его подпаленная борода и тлеет шапка, пахнет палениной. - А где-то моя добыча - лось? Спит, как я, умаялся? Знаю - ходко идешь, а не поможет! Боишься, зверь, погони - на бегу и на ночлеге не пьешь, не ешь, потому смерть чуешь... А я тут кашки пожую, толокна, и худо, а высплюсь, с зарей в ход... Тихо бреду - годы умаяли, набреду, когда отощаешь... набреду, епишина мать! С версту впереди и немного в стороне чутко спит лось - зверь... Спит потный, а бока обледенели, ночь холодная - инеем шерсть прихватило, из темной стала седой. В большом желудке зверя пусто. Горько во рту, слюна течет и мерзнет. Иногда опустит теплую морду в белую могилу снега, зобнет его со злобой, хочется ему съесть весь снег на пути, чтоб бежать легче, и знает, что глубок снег, не хватают до дна его сильные ноги. Под снегом цепкое колет и режет, рвет шерсть и мясо. Не хочется зверю есть - где-то глубоко гнездится забота с испугом, погоняет вперед, заставляет бежать шибче, а силы все меньше, и долит пот... Дрожит зверь днем на ходьбе и ночью в тревожном сне... Втягивает запах, чуждый лесу, и понимает, что оно близко, это страшное, неизбывное, похожее на березовые пни... Он не знает, откуда оно? Может быть, с вершин деревьев пришло с ветром. Иногда, когда в лесу цветут травы, жжет сверху светлое, то вверху также стучит, палит жарким, страшным деревья, и они падают, а то, что идет за ним, тоже сверкает; иногда стучит и колется по мясу жгучим и не дает бежать. Усталость смыкает зверю обледеневшие ресницы, закрывает пугливые, плачущие глаза, и чудится зверю жаркий день. Тучи жужжащих, колющихся до чесотки облепят тело. Вот он отряхнулся, мотнул рогатой головой, побежал, и шумящей тучей полетел за ним рой колющихся. Лось добежал до озера, забрел в воду до ушей, в прохладе отдыхает, а жужжащая тварь исчезла. Привольно зверю на быстрине устья лесной речки в озере, полощет вода разъеденные в кровь бока, только ноги засасывает жидкое дно, лось подтягивает ноги, чтоб плыть. Кругом шумит вода. Поводит во сне зверь ушами, и уши передают глазам тревогу. Открыв глаза, лось понимает, что не вода шумит, а шарчат по снегу деревянные длинные лапы страшного, что идет за ним и несет ему смерть... Перед сном лось, как всегда, из предосторожности прошел вперед, а спать повернул назад, но не прямо, а вбок, чтоб слышать, когда пойдут по его следам, и, не дав врагу добраться до конца петли, броситься в сторону... Глубок снег, не держит на себе тяжелого зверя, и не след за ним, а глубокая борозда с чернеющим кокорьем вьется, как страшная улика, туда, куда прошел он. Кидает лось комья снега во все стороны, ломает рогами встречные на пути сучья, а смерть бежит легонько по верху снега на скользящих лапах, и слышит по запаху ее близко лось. - Седьмая ночь! - ворчит Епифаныч. - Харч выходит... Зверя не загнал... Сильный - ломит снег, ломит кокорьё... Я тоже прахотеть зачал, да не уйти тебе, епишина мать, - загоню... снег, вишь ты, глубо-ка-ай... загоню!.. Э, брат чайничек, плеваться зачал - кипишь?.. Я вот чайку всыплю... толокно тоже готово. У Епифаныча одна забота - дойти зверя, растянуть, а куда идет - нет заботы, покончит - тогда оглядится. Лес он знает, выйдет к дому. Худо только то, что лес редеть начал. Недалеко бредет загнанный зверь - ноги ободраны до мяса, на брюхе висят клочья шерсти, и кровь каплет, кровенит снег. По снегу из рта не переставая слюна тянется. Сзади неторопливо, сберегая силу, Епифаныч скользит и думает о том, когда зверь не пойдет, а будет смирно стоять, ждать смерти. Курит Епифаныч на ходу и с плеч ружья не снимает. Ружье не убьет, а только напугает и, того гляди, лишней силы прибавит зверю, и вдруг старик закричал: - Вишь тя понесло, епишина мать! Видит Епифаныч, что выбрел зверь на мхи. Знает охотник место, знает, что мхи эти бесконечны, ни корму на них зверю, ни человеку поживы. На мхах поблескивают незамерзающие озера. Ветер поднялся, как только вышли на равнину, завевает снежной пылью в лицо, слезятся у старика от ветра глаза, и ноги леденеют на лыжах, - холод идет снизу. - Да вот, подикось, смолоду человека с пят до пупа берет тепло... В старости тот же низ до пупа леденеет, и от этого человеку на свете жисти мало остается. Впереди бредет лось, покорно опустил рогатую голову, иногда лишь нагнется низко, хватит в рот снега и с морды стряхнет одолевающую слюну. - Скоро тебе становой - епишина мать! И завел меня, что и харчу не хватит домой выбраться. Белым клубом ненадолго показалось солнышко, скоро растаяло в серых облаках. Хмуро, холодно. Ветер постоянный гуляет по равнине и поет свои вольные, вековечные песни. - Век ты поешь, как разбойник безликий, не поймать тебя, не посадить на цепь... Лицо морозишь, руки, ноги знобишь... От твоих зимних погудок - епишина мать! - зуб на зуб не попадает, а тебе, поди, весело? Аль темнеет? И то... пущай себе добыча идет, здесь не в лесу - видно, где стал; мне же не худо погреть кости. Дошел старик до кучки малорослых сосен, что одинокой семьей расположились в белой пустыне. Пестерь сбросил, снял ружье, стал готовить ночлег. А лось, как завороженный, привернул в сторону несколько шагов и недалеко, в двадцати саженях от старика, подогнул на снегу окровавленные ноги, улегся, согнув голову набок, одним глазом в сторону врага, - голову на снег положил и назначил торчащее вверх ухо часовым. Пошевелится старик - пошевелится и лосиное ухо, а глаз спит. Сырые сосны худо горят. Ветер неугомонно закидывает робкое пламя белым пухом, шипит от снега огонь, не разгорается. Ноги у старика стынут, и все тело жаркой сугревы требует, и ворчит Епифаныч, заставляя тревожно двигаться лосиное ухо: - Штоб те околеть, епишина мать, животина! В трущобу завела... сухого места нет! Полез рукой Епифаныч в пестерь и вспомнил: нет ни масла, не толокна, одни сухари по бересту кошеля шаростят, - все, брат, к концу! Кое-как вскипятил старик чайник с чаем, намочил, пожевал сухарей - голодно. Стал еще кипятить воду. Поднялась на болотах-мхах белая падера, метет ворохами колючую пыль, а от белой пыли в глазах у Епифаныча столбы стоят то синие, то зеленые, и не видит он ничего впереди, только ясно, когда перемежится вьюга, лежит и шевелится перед ним, как на скатерти, лосиное ухо. - Огонек ты зачахлый! Дайкось я тебя прибавлю-у... Остервенело рубит Епифаныч сухую, обмерзлую кокорину, в замирающий огонь подкладывает торопливо. Силы у старика много, но холод одолевает и зубы стучат. Зубы еще наполовину целы, и волосы седые только в бороде, но кровь стала не прежняя. - Захолонешь, епишина мать! того гляди, захолонешь, коли оно... без сушины, без смолья, - надея малая. И понесло тебя!.. А не отступлюсь, врешь!.. Выбился на работе из сил. Без смолья закидает ветер снегом огонь и тебя, епишина мать, с головой зароет. Чтоб не потерять в снегу, топор к дереву приставил, снял рядовку, снял полушубок, лег у огня на полушубке, ногами в сторону лося, а голову повыше на пенек положил, рядовкой плотно покрылся и бока подтыкал. Едва лег, начала долить дремота, но мысль назойливая не дает покою: "Не проспи огня, епишин сын! Огня! помнишь ли? огня! Не прос...что-о? Открывает глаза, под боком еще пылает огонь с одной стороны; разложил было его старик с другой тоже, но сырое дерево не принялось... Вдали, в молочно-белом сумраке, торчит вверх лосиное ухо, торчит мохнатое и не двигается. - Эк мы с тобой, дружок зверь, ухлябались... А дойду - тебе конец!.. Ежели огонь цел - с зарей я встану... Потух - ты пойдешь... Ветер тебе помогает... живит, наносит запахом пути... Все я про тебя смыслю... Меня ветер не любит,- я человек и его работать на себя заставляю, а он вольный... Ветер, лось, лес, медведь - свои... Я чужой, я человек... у меня сила... у тебя помощь - сила да ветер... Лежит Епифаныч на мху, спит не спит, но видит далеко, ясно видит - растут у него ноги, вытянулись по белой равнине и пятками в озеро уперлись, что незамерзающей водой сквозь белые туманы сверкает, и холодеют ноги Епифаныча все больше и больше. Сбоку горит огонь, но он позеленел и подымается, как сверкающая льдина... Сегодня с зарей первым встал лось - пошел медленно, медленно. Человек забеспокоился и тоже кое-как размялся - встал, оставив на ночлеге ружье и пестерь, а вечереть стало - лег человек на лыжи, не снимая ни рядовки, ни полушубка. Зверь покорно лег в трех саженях от человека, но человек, имея топор, не в силах к нему двинуться, прикончить добычу. С зарей опять первым встал лось. Зашатался на окровавленных ногах, лизнул обледеневший бок и опасливо фыркнул в сторону человека. Старик, собрав силы, крикнул: - Видишь, я лежу, епишина мать! Лежи... я еще погреюсь под снегом... За ночь ветер намел на старика снегу - под снегом тепло... Лось, шатаясь, брел к первому озерку; дошел, поглядел назад, напился, забрел в воду и медленно поплыл на другую сторону, откуда тянуло запахом далекого леса и лесных проталин.Представленная лирика довольно маленькая по объёму. Но это не значит, что можно быстро и поверхностно читать стих «Чудная картина» Фета Афанасия Афанасьевича. Несмотря на краткость, стихотворение несёт серьёзную смысловую нагрузку.
При создании указанного произведения, датированного 1842 годом, автор осуществил интересную задумку. Поэт не использовал в тексте ни одного глагола, но при этом получившаяся картина ощущается как вполне динамичная. Такое построение стихотворения даёт читателям возможность самим домыслить подразумевающиеся слова. Но даже без этого действия воспроизведённый автором пейзаж не теряет своей значимости и привлекательности. Фет с искренним восхищением описывает чудесную картину, открывшуюся ему зимней ночью. Автора привлекла снежная равнина, хорошо различимая в ярком лунном свете, и далёкий звук редких для такого времени бегущих саней. Безусловно, даже эти простые, будничные, привычные для многих моменты достойны пристального внимания.
Рассматривая текст стихотворения Фета «Чудная картина» на уроке литературы в 5 классе очень важно подчеркнуть его структурные особенности. На нашем сайте стихи легко учить онлайн или скачать полностью.
